Две ленинградки

Новые слова:

кладовая
роскошь
маузер – вид пистолета
расстрел
большевик
чекист – член ЧК (чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией)
скифское золото – золотые украшения древних народов юга России
темень - хоть выколи глаз – очень темно
должность
гражданин (гражданка, граждане) – официальное обращение к человеку в СССР
«беломорина» - просторечное название папиросы марки «Беломорканал»
реестр
руины
допотопный
набекрень
стучаться-постучаться
кивать-кивнуть
эвакуировать
закапывать-закопать
излучать
врываться-ворваться
витать
не сегодня - завтра – скоро
не успели опомниться… – очень неожиданно
стереть с лица земли – уничтожить

 Эрмитаж

 Павловский дворец

Читайте:

      В 1967 году исполнялось пятьдесят лет Великой Октябрьской социалистической революции. В связи с этим событием планировался к выпуску целевой номер журнала Soviet Life. Будучи ответственным секретарем журнала, я предложил посвятить его Ленинграду — городу трех революций, городу Петра, городу, носившему имя Ленина. Для меня как для журналиста этот период стал одним из самых увлекательных и поучительных в жизни. За эти месяцы я познакомился со множеством совершенно необыкновенных людей, и среди них были два человека, которые навсегда останутся в моей памяти. Их нет уже в живых, но дело их будет жить вечно…
В течение многих лет посетители Золотой кладовой Эрмитажа сдавали свои сумки маленькой, худенькой немолодой женщине, работавшей в гардеробе. В ней не было ничего особенного, если не считать того, что она в случае необходимости свободно общалась с иностранными гостями на пяти языках — французском, английском, немецком, итальянском и испанском. Знали бы посетители, кому они сдают свои вещи…

     Мария Владимировна Степанова (так ее звали) родилась в дворянской семье. Отец её, Владимир Степанов, был самым молодым капитаном во всем царском военно-морском флоте и близким другом царя Николая II. Ей исполнилось семь лет, когда он погиб. В знак благодарности царь взял Марию к себе, и она росла как член его семьи в Зимнем дворце, среди сокровищ Эрмитажа, среди балов и концертов, в окружении неслыханной роскоши самой богатой семьи России.
     Вскоре после начала Первой мировой войны Мария стала сестрой милосердия. После Октябрьской революции и прекращения военных действий Мария Владимировна вернулась в Петроград, где продолжала работать медицинской сестрой. Как-то поздно вечером к ней постучались. На пороге стоял мрачный мужчина с маузером на боку в сопровождении двух вооруженных солдат.

— Гражданка Степанова? — спросил он.

— С кем имею честь?

— Можете называть меня либо гражданин, либо товарищ Андреев, как вам будет угодно. Вы гражданка Степанова?

Она кивнула.

— Идемте с нами, — приказал он.

— Можно ли взять с собой вещи? — уточнила она.
— Не надо, они вам не понадобятся, — резко ответил он.
Мария Владимировна пошла за ним вниз, позади нее шли двое солдат, и она не сомневалась, что ведут ее на расстрел. У подъезда стояла машина — явление редкое в то время, и гражданин-товарищ Андреев пригласил ее сесть. По бокам расположились солдаты, человек с маузером сел впереди. На улице стояла темень — хоть выколи глаз. Ехали довольно долго и совершенно молча. Наконец остановились.

— Выходите, — приказал Андреев.

Мария Владимировна вышла и замерла: перед ней было здание Смольного института благородных девиц, в котором она когда-то училась. Ныне там располагался штаб большевиков.

— Следуйте за мной, — приказал Андреев. Они вошли в здание, поднялись на второй этаж и зашагали по бесконечным коридорам, пока не дошли до входа в приемную, у которой толпились люди.

— Подождите здесь, — сказал мужчина и скрылся в кабинете. Двое солдат по-прежнему стояли позади нее. Дверь кабинета почти сразу же открылась, Андреев вышел и жестом пригласил ее войти, сам же закрыл за ней дверь и исчез.
— Мария Владимировна так и не сказала мне, кого она увидела в кабинете, кто был тот человек, который знал о ее существовании и приказал найти и привести ее. Она твердо заявила: «Я вам не скажу, кто это был, потому что дала слово, что никогда и никому не скажу».

     Но Мария Владимировна все же поведала мне, о чем шла речь в этом кабинете.
— Мы знаем, кто вы, — сказал тот, кто распорядился, чтобы ее привезли. — Мы знаем, что вы — человек чести. И мы просим вашей помощи. Эрмитаж — национальная сокровищница, Эрмитаж должен стать достоянием народа. Но никто не знает ни Эрмитажа, ни Зимнего дворца так, как знаете их вы. Мы просим вас переехать туда, жить там и проследить за тем, чтобы все было в целости и сохранности.

     Мария Владимировна дала свое согласие. Так она вернулась в дом, в котором выросла, только теперь он был пуст и тёмен, по его парадным залам гулял холодный невский ветер, отчего тяжелые хрустальные люстры порой покачивались и издавали протяжный стон, напоминавший ей о времени, ушедшем навсегда…

     Шло время. Мария Владимировна продолжала жить и работать в Эрмитаже. Внешний мир жил своей бурной жизнью, полной триумфов и трагедий. Но сквозь стены Эрмитажа все события доносились слабым шепотом. И вот на рассвете 22 июня 1941 года гитлеровские войска обрушились на Советский Союз. Не успели опомниться, и немцы уже стояли у стен Ленинграда, города, который Гитлер обещал стереть с лица земли.
Директор Эрмитажа Леон Абгарович Орбели однажды позвал к себе Марию Владимировну. Кроме них в кабинете был еще один человек — представленный как чекист, без фамилии.
— Мария Владимировна, — сказал директор, — мы хотим поручить вам дело исключительной важности. Дело это абсолютно секретное, поэтому я прошу вас заранее дать согласие или отказаться.
Степанова кивнула - поняла, согласна.

— Ленинград может не устоять, — начал Орбели. — Если это случится, немцы уничтожат все, что не украдут. Поэтому мы эвакуируем всю коллекцию Эрмитажа — живопись, рисунки, абсолютно все. Но скифское золото — это вещь особая. Ей нет цены. Мы хотим, чтобы вы руководили упаковкой всей Золотой кладовой, до последней мелочи. Потом вы поедете со всем этим грузом по адресу, известному только нам. Его не знает ни один другой человек, проследите за тем, как ящики закопают — причем вы должны помнить: исполнителям скажут, что они хоронят секретные архивы. Никому не захочется рисковать жизнью, чтобы украсть бумаги. За все отвечаете вы и только вы. Все эти сокровища — ваши, и так будет до того дня, когда прогоним фашистов, когда победим. И тогда вы со своим грузом вернетесь в наш любимый Ленинград, в наш Эрмитаж. Вы все поняли?
Мария Владимировна снова кивнула…

     Четыре долгих года она прожила в какой-то деревушке далеко на Севере (она отказалась назвать ее). Вместе с другими жителями она терпела холод и голод. Если бы она присвоила хотя бы один бриллиант из тысяч драгоценных камней, к которым имела доступ, никто этого не заметил бы. Но когда я спросил, не приходила ли эта мысль ей в голову, она посмотрела на меня так, будто застала за каким-то совершенно позорным и отвратительным делом — скажем, за разграблением могилы только что похороненного друга…
     Наступил долгожданный день возвращения сокровищ Золотой кладовой в Эрмитаж. Орбели предложил Степановой высокую  должность, но она, поблагодарив, отказалась. Она попросила определить ее старшей гардеробщицей в Золотую кладовую, и с того дня и до самой своей смерти Мария Владимировна принимала сумочки и атташе-кейсы у бесчисленных посетителей. Для них она была всего лишь худенькой, маленькой пожилой женщиной, отвечавшей им, правда, на пяти языках. Малозаметной гардеробщицей.
      Второй моей героиней, была женщина совершенно другого рода. Анна Ивановна Зеленова излучала неуемную энергию и передвигалась со скоростью и решимостью танка. Она появлялась… нет, не появлялась — врывалась, шла в атаку, опустив, словно бык, голову, на которой сидел чуть сдвинутый набекрень фиолетовый берет, — и всякий понимал, что стоять на ее пути опасно для жизни.

     Для Анны Ивановны не было ничего важнее дела. Она не пользовалась никаким макияжем, ее каштановые волосы были затянуты узлом на затылке, она носила туфли без каблуков и всегда одевалась в совершенно бесформенный костюм, который вышел из моды еще до того, как попал в магазин. Облик ее был бы совершенно непримечательным, если бы не глаза. Из-за толстых стекол допотопных очков она смотрела на все с выражением радостного удивления, только что сделанного открытия, и глаза ее имели цвет недавно раскрывшейся незабудки. Она не вынимала изо рта вонючую папиросу «Беломорканал». И слушала. Ах, как она слушала! Она сидела, чуть склонив голову вправо, с торчащей изо рта «беломориной», в надвинутом на левое ухо берете и смотрела на собеседника своими полными удивления и восторга голубыми глазами. Она слушала и смотрела так, что казалось, будто вы — лучший рассказчик в мире. Но самом деле лучшим рассказчиком была она, Анна Ивановна Зеленова, и рассказы у нее были совершенно замечательные.

    Она окончила Ленинградский университет по специальности искусствовед за несколько лет до войны и вскоре стала куратором Павловского дворца-музея. Когда же немцы оказались рядом и стало ясно, что не сегодня-завтра они займут Павловск, началась паника. Бежали все.

      Можно было только гадать, какая судьба ожидала дворец, но Анна Ивановна гадать не стала. Имея в своем распоряжении три грузовика, она принялась за дело. В каждый погрузили по одному дивану, по одному предмету из десятков великолепных сервизов, по одной вилке, ложке и ножу, по одному образцу всех видов обоев, шелков, по одной паркетине из каждой залы и комнаты — словом, не было пропущено ничего из этого бесконечного количества вещей. Все это занесли в специальный реестр, сфотографировали подробнейшим образом, упаковали и погрузили в машины. Она была последним гражданским лицом, покинувшим Павловск, ее грузовики отъехали в сопровождении последнего отступавшего советского танка. И она стала первым гражданским лицом, вернувшимся в Павловск, — вошла туда вместе с первой колонной бравших город советских танков.
Глядя сквозь меня полными страдания глазами, она рассказала мне, что сотворили фашисты с ее любимым Павловским дворцом.
      — Они срубили весь дворцовый парк, все дубы, клены, березы, посаженные двести лет назад. Они мочились и испражнялись в залах и покоях дворца, они исписали стены матерными словами и гадкими рисунками. Они разрубили бесценные предметы мебели для того, чтобы топить печки. Они уничтожили все, что могли, — полы, стены, зеркала. Эти представители «высшей арийской расы» повели себя хуже гуннов.
    Возможно вы, уважаемый читатель, бывали в Павловске или еще побываете. Красота дворца поражает, в голову не придет мысль, что в 1944 году здесь были руины. Если бы не Анна Ивановна Зеленова, реставрация дворца оказалась бы невозможной. Здание восстановили бы, наполнили бы предметами того времени, но отреставрировать с учетом всех мельчайших деталей — нет, этого не сделали бы, не имея образцов всех оригиналов, тех самых образцов, которые собрала и увезла эта уникальная женщина. Я восхищаюсь жителями Павловска, да и всей страны, посылавшими скудные свои деньги на восстановление, тратившими силы и время на уборку разрушенного парка, на посадку деревьев.

  Сегодня Павловский ансамбль — это краса и гордость страны, не просто исторический объект, а памятник целому народу. Но прежде всего это памятник Анне Зеленовой. Я не верю в загробную жизнь, но хочу думать, что где-то витает ее дух с дымящимся вонючим «беломором» во рту, со съехавшим к левому уху беретом лавандового цвета; он витает и смотрит глазами, полными восторга и удивления, на свой рукотворный памятник.

     Мария Владимировна Степанова и Анна Ивановна Зеленова. Две ленинградки, две судьбы среди целой мозаики, заполнившей страницы специального номера журнала и составившей историю града Петра.

Из книги В. Познера «Прощание с иллюзиями».

Вопросы:

1. Почему юбилейный номер журнала Soviet Life было решено посвятить Ленинграду?
2. Почему Мария Владимировна Степанова росла, как член царской семьи?
3. Как объяснила себе Мария Владимировна неожиданный приход вооружённых людей к ней домой?
4. Какую хитрость придумали работники Эрмитажа, чтобы сохранить скифское золото?
5. С кем и с чем сравнивает автор Анну Ивановну Зеленову, чтобы проиллюстрировать черты её характера?
6. Какой документ создала Зеленова, чтобы сохранить память об обстановке Павловского дворца?
7. Почему автор называет Павловский ансамбль памятником советскому народу?
8. Расскажите, что объединяет и чем абсолютно непохожи женщины, описанные автором. Опишите их внешность.

Упражнения:

1.   Вставьте пропущенные глаголы (предложите возможные варианты)

В 1967 году ______________________ пятьдесят лет Великой Октябрьской социалистической революции
За эти месяцы я ______________________со множеством совершенно необыкновенных людей, и среди них были два человека, которые навсегда ____________________________в моей памяти.
Девочке _________________________восемь лет, когда погиб отец.
Они вошли в здание_____________________________на второй этаж и пошли по коридору.
Женщина не__________________________макияжем и __________________________в бесформенную одежду.
Её одежда уже давно________________________ из моды.
Обе женщины, о которых написан рассказ_______________________ подвиг.
Мы _____________________ слабыми женщинами, которые сделали невозможное для сохранения русской культуры и истории.

2.     Замените выделенные слова синонимичными выражениями из текста.

1. За это время я узнал много замечательных людей, которых никогда не забуду.
2. Если было нужно, она свободно общалась с иностранцами на пяти языках.
3. Можно ли взять с собой вещи? — уточнила она.
— Нет, они вам будут нужны, — резко ответил он.
4. - Я вам не скажу, кто это был, потому что обещала, что никогда и никому не скажу.
5. Мы вывезем всю коллекцию Эрмитажа — живопись, рисунки, абсолютно все.
6. Она слушала и смотрела так, что казалось, что вы прекрасно рассказываете.
7. Было бы невозможно отреставрировать разрушенные здания, если бы не эта необыкновенная женщина.
8. Глядя на прекрасный дворец, невозможно подумать, что тут были одни руины.

          Автор: В. Познер
         Отбор и обработка материала: Марина Николаевна Белякова.
        Изображения взяты с сайтов: https://guidecenter.ru/ru/excursions/pavlovsk-bolshoj-dvorecz-i-park.html и  https://architectureguru.ru/winter-palace-hermitage/